Россия по наследству. Как элита передает страну детям?

В России сложился правящий класс: чиновники. Расследование медиа "Проект" показало, что страной управляют 25 семей, от кланов Путина и Кадырова до Патрушевых и Ковальчуков, которые устроили сотни родственников на ключевые посты в госуправлении и бизнесе. Поколение отцов и дедов занято передачей власти по наследству. Сохранится ли эта система после Путина? Будут ли те же кланы править Россией и дальше? Обсуждаем эти вопросы с журналистом "Проекта" Михаилом Рубиным, политологом Марией Снеговой и социологом Константином Гаазе

Сергей Медведев: Как делалось это расследование? Это работа с открытыми данными?

Михаил Рубин: Это и работа с открытыми данными, и с утечками в России. Утечки дали многое, например, данные авиаперелетов. Разговоры с источниками. Работа с базами данных - это открытые данные, документальные подтвержденные. В России это большое подспорье для журналистов–расследователей.

Сергей Медведев: Какая может быть реакция? Будут подчищать базы данных?

Михаил Рубин: Зачищают многое, в том числе открытые данные. Вернее, создают хаос с открытыми данными. Много зачищают из google. Мы с этим сталкиваемся, как авторы расследования: делается всё, чтобы зачистить информацию, которую мы опубликовали. У нас удалить не могут, но зачищают выдачу из google. А с другой стороны, не удаляют всякий бред, в том числе про путинских друзей, хотя это не всегда им выгодно. Что касается разных баз данных, много делается для того, чтобы их закрыть. Это сложно, потому что хаос тотален, затрагивает всех. Если создают хаос, утечки тоже возможны.

Михали Рубин

Я с пренебрежением относился к публикациям антикоррупционных деклараций о доходах чиновников. Но это журналистам много лет давало подспорье: они заявляют, что у них столько, а мы нашли вот столько. Многие использовали эти данные, чтобы найти информацию о недвижимости. Там не было адресов, но они вынуждены были метраж публиковать, находилась роскошная недвижимость. С началом войны перестали публиковать эти антикоррупционные декларации, даже такую официальную вещь, где очень много скрывали. Не хватает Росреестра, не случайно его закрыли, данные можно было посмотреть, много информации найти.

Сергей Медведев: Перейдем к главным выводам вашего исследования. Первое: Россия – это некое семейное предприятие, 25 семей.

Михаил Рубин: Их больше, и у них много родственников. В целом Россия – это цепочка родственных связей, система управления, при которой можно доверять всё только своим.

Сергей Медведев: Сколько примерно человек, о каком количестве людей речь? Советская номенклатура была примерно 200 тысяч человек, список номенклатурных должностей.

Михаил Рубин: Наша задача была установить всех, кого мы отнесли к российскому руководству. Мы не ученые, мы журналисты, было важно сделать выборку. К высшему российскому руководству мы отнесли 1300 человек. Уверен, что семейственность и клановость выше. Из этих 1300 человек какая–то семейственность, клановость виднеется у 76%, примерно у тысячи с чем–то.

Можно по всей стране посчитать по нашей методологии, по относительно консервативной оценке. Мы много кого убрали. Если папа занимает высокий пост, а сын слишком простой, не учитывали, старались брать людей на видных должностях. А Россия такая страна, где не всегда высокая должность играет роль. Сынок может быть рядовым сотрудником, а у него зарплата огромная, которую мы не увидели, она не "утекла", такие случаи находили, когда помощники вдруг получают миллиардные доходы. У высшего российского руководства 76 процентов охвачены клановостью, родственники на разных должностях или в госкомпаниях. Мы не включали в нашу базу людей из российских регионов, но видели, что там то же самое, а то и похуже.

Сергей Медведев: 76 процентов впечатляют. И 25 самых крупных кланов, в которых десятки родственников.

Михаил Рубин: Там есть Путин и его друзья, Костин, глава ВТБ, Чемезов. Приближенные могут занимают не самые ключевые должности. Мишустина нет, но друзья его есть. Каноков входит в пятерку. Но не надо представлять путинский режим как слишком структурированный, нет такого, что Путин говорит каждому: ты можешь столько родственников, а ты столько. Каждый видит, что так можно. В этом рейтинге поразительно то, что в него входят люди, не обязательно самые высокопоставленные, не на самых высоких должностях.

Сергей Медведев: 58% этого высшего чиновничества происходит из советских чиновничьих династий, при том, что прошло больше 30 лет.

Михаил Рубин: Традиция клановости была всегда, но при Путине катастрофически усилилась. В систему берут людей, которые проверены поколениями. Уверен, что Путин не говорит: столько вот мне совковых начальников. Наоборот, есть в имидже Путина, что он из простой семьи, обычный человек. Он оброс выходцами из номенклатуры, к которой его родители не относились.

Сергей Медведев: Политолог Мария Снеговая, научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований Джорджтаунского университета в Вашингтоне. Несколько лет назад у вас было исследование, где вы показали: нынешний российский правящий класс в большой степени вышел из советской номенклатуры.

Мария Снеговая: Специфика российских элит сегодня состоит в специфике постсоветского транзита. Это не было классической революцией, когда народные массы поднимаются и выносят наверх представителей своего общества. Такой тип транзита был в балтийских странах, "Солидарность" в Польше. В России транзит произошёл достаточно случайно, как результат внутриэлитной борьбы между Горбачевым и Ельциным. Оба - представители высокопоставленной номенклатуры.

Мария Снеговая

Отчасти поэтому всё оказалось под влиянием советской инерции. Ельцин регулярно говорил: "я не буду и не могу люстрировать кадры", а Старовойтовой сказал : вы хотите с меня начать? Из-за слабости гражданского общества, отсутствия низового давления, советские номенклатурные элиты удержались. Эти люди составляют 2–3 процента населения Советского Союза, с семьями, маленькая группа. Советская экономика была регулируемой: любой управленческий пост на крупном заводе, в крупной газете, имел политический оттенок. Чтобы пройти на эти позиции, кандидатуры требовали одобрения коммунистической партии либо её подструктур, случайные люди не попадали. То, что они сохранились во власти, во многом определило постсоветский трек: негативное отношение к демократии, к обществу, реваншистские установки, "какую великую страну потеряли".

Сергей Медведев: Можно ли говорить, что это и есть российская версия Deep State?

Мария Снеговая: Во многом да. Войти случайному человеку в систему сложно, получается воспроизводство через семейные связи.

Неважно, откуда они происходят, это не случайные люди, у них очень высокие ставки, и они не собираются ни реформировать систему, ни каким–то образом её либерализовывать. Это характеристика российской и советской системы. Она изначально формировалась на личных связях, то, что в политологии называется патримониализмом. То есть не институты, а связи. Это создает систему круговой поруки: поскольку выживание зависит от начальства, вы стеной стоите за начальника, соответственно, это создаёт потенциал для коррупции. Система для России не новая, но факт этой номенклатурной традиции создаёт реваншизм.

Сергей Медведев: Россия живет по принципу наследной номенклатурной аристократии, или это другое?

Константин Гаазе: Будем считать, что это люди отчасти из ниоткуда, в советской системе они очень высоких постов бы не занимали. Они по–разному прорвались, а то, что они стали делать наверху, это социальный конструктивизм. Вот есть советские династии, три близких порученцев Путина, Вайно, Калимулин и Песков, это дети советских династий. Но на наших глазах происходит экспериментирование с ненормальными, патологическими формами передачи капиталов, во всех смыслах. Наследуют то, что называется "тема" на бюрократическом языке, откуп, фактически. Нужно обозначить 100 позиций власти и посмотреть, сколько занимают люди из семей, сколько - люди со стороны.

Сергей Медведев: Допустим, умирает Путин. Система обрушивается? Или наследственные "латифундии" рухнут, и будет силовой передел?

Константин Гаазе: Есть метод исторической хронологии, который показывает, что в 1953 году это закончилось мирным договорняком, который больше 30 лет просуществовал. С Горбачевым никто разговаривать не хотел, не дали такой возможности.

Константин Гаазе

Откуда брать начальство из традиционного советского? Дошли до конца поколения, которое успело поработать в Советском Союзе, 65–й год рождения. Сравнивать элиты сложно, много культуры места, откуда, чья элита. Исследование было по Казахстану на 100 тысяч человек, пространство сильных связей. Там по–другому считывается граница семьи, за горизонт уходит. На Кавказе родоплеменная история, другая. Люди во главе России сейчас очень специфические. Когда смотришь на фотографии Хрущёва и Булганина, понимаешь, что это пудовые мужики, чего–то пережили. А этих мы не знаем. Когда он их вызывает на публичные вещи, типа Совбеза накануне вторжения в Украину, они трясутся. Если моделировать события Икс, начинает играть роль масса факторов: где, в Москве, на Валдае, что можно спрятать, что нельзя? Они должны добыть ресурс и продать его за валюту. При том, что они доход поднимают на все 10 тысяч человек, принадлежащих к 200 семьям, вынуждены будут как–то договариваться.

Сергей Медведев: Силовики будут иметь особые карты ?

Константин Гаазе: Сейчас да. Они обросли новыми людьми, новыми приближёнными. Путин почему в КГБ оказался? Брежнев написал Андропову записку, что "вы мало берёте на службу рабочего класса, слишком много номенклатуры". И начался рабочий призыв. У Путина друзья либо дети рабочих, которые с ним служили в КГБ, они попроще, чем дети начальства, либо военных, потому что жили рядом. Это случайно, но это историческая случайность. И эти люди не очень хотят оставлять всего случайности.